— Да.

— Ты лгала мне.

Элизабет кивнула:

— Это был единственный раз, когда я солгала, и клянусь своей жизнью, что больше никогда не солгу.

Остин, казалось, не сразу опомнился, затем на его лице появилась широкая улыбка, его потрясающая улыбка, при виде которой у нее перехватило дыхание.

— Ты мне лгала, — повторил он.

— Кажется, ты счастлив?

— Дорогая моя, я просто в восторге.

Радость Элизабет была так велика, что лишала ее сил.

— Я должна сказать тебе что-то еще.

Выражение ее лица настолько подтверждало серьезность ее тона, что искорки радости исчезли из глаз Остина.

— Я слушаю, — сказал он.

— Когда я думала, что умираю и никогда больше не увижу тебя, я почувствовала горькое раскаяние. За тебя. За нашего ребенка. — Элизабет положила ладонь на его заросшую щетиной щеку. — Больше раскаяния нет, — прошептала она. — Я хочу, чтобы мы по-настоящему были мужем и женой. Я хочу нашего ребенка, какие бы беды ни обрушились на нас обоих.

Остин пристально смотрел ей в лицо.

— Элизабет, ты уверена?

Она кивнула, и твердый узел, сжимавший ее горло, разжался.

— Жизнь так коротка и так драгоценна. В нашем будущем есть прекрасный ребенок, дитя, которому я могу дать жизнь, и я не хочу отказывать ему в этом — даже если этой жизни суждено быть короткой. У меня хватит сил, потому что я люблю тебя, потому что ты любишь меня. — Элизабет пристально посмотрела на его помрачневшее лицо. — Ты хочешь этого ребенка? Зная, что мы потеряем девочку? Зная, какие страдания ожидают нас?

Остин сжал ее руку.

— Я всегда хотел иметь ее, даже зная, что могу ее потерять. И я клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не случилось.

— А если случится?

— Тогда я буду благодарить Бога за то время, которое мы прожили вместе с ней, за те бесценные дни, когда могли любить ее.

Боже, ее охватывал ужас оттого, что надо рассказать ему все, что она видела, — его отчаяние и чувство вины, его самобичевание, но он должен был знать все.

— Остин, а если один из нас станет причиной ее гибели?

Не сводя с нее глаз, Остин с нежностью погладил ее руку.

— Мы справимся с этим. Вместе. — Он осторожно коснулся ее губ сладостно-горьким поцелуем. — Наша любовь так сильна, что мы перенесем все.

От его тихого обещания у Элизабет сжалось сердце, и она едва сдержала горячие слезы, готовые пролиться. Его слова проникли в самую глубину ее сердца, и теперь она молилась, чтобы он не пожалел о сказанном после того, как узнает остальное. Она должна рассказать ему. Будет только справедливо показать ему всю глубину страданий, ожидавших их.

— Остин, я видела тебя в глубоком горе. Я чувствовала твое отчаяние, безнадежность, вину. Я слышала как ты говорил: «Боже, пожалуйста, не говори мне, что я убил ее тем, что привез сюда!»

Сдвинув брови, он с недоумением посмотрел на нее:

— Но я уже говорил эти самые слова. Вчера. Когда думал, что ты умираешь.

За дверью послышались голоса, и Элизабет не успела ответить. Остин встал.

— Вернулся Уильям. С ним Клодина и Жозетта, — сказал он. — Им не терпится познакомиться с тобой.

Остин подошел к двери и распахнул ее. Вошла женщина, которую Элизабет видела привязанной к стулу, она опиралась на руку мужчины. Не было никаких сомнений, что он брат Остина. Элизабет улыбнулась. Однако не успела она поздороваться, как в дверях появилась маленькая девочка.

Элизабет увидела черные волосы и серые глаза ребенка.

И весь мир перевернулся в ее глазах.

Глава 28

Прошло всего два дня после отъезда Остина во Францию, а Роберт уже понял, что у него нет никакой надежды справиться с перепиской брата. Он сидел за массивным столом красного дерева, принадлежавшим Остину, и тяжело вздыхал, глядя на все растущую гору писем, высившуюся на середине стола. Задача справиться с ней до возвращения Остина и Элизабет из Европы могла оказаться невыполнимой.

В дверь постучали. Обрадованный, что сможет заняться чем-то более приятным, чем письма, Роберт крикнул:

— Войдите!

Вошел Майлс:

— Ты хотел меня видеть?

— Да. Мне надо с тобой поговорить.

Майлс сел на стоявший напротив стул.

— Слушаю.

— Дело касается Каролины, и я буду говорить с тобой без обиняков. Моя сестра влюблена в тебя. — Он откинулся на спинку стула и, чуть прикрыв глаза, посмотрел на Майлса. — Я хотел бы знать, что ты собираешься предпринять по этому поводу.

Майлс сидел не шевелясь.

— Это Каролина сказала тебе, что неравнодушна ко мне?

— Нет. Прямо так она не сказала, но и не смогла отрицать этого, когда я напрямик спросил ее. Господи, Майлс, даже слепому видно, что она тебя любит! Я считаю, что ты был бы прекрасным мужем для сестры, при условии, конечно, что она тебе нравится.

Майлс постучал пальцем по подбородку, явно обдумывая свой ответ.

— А если я не хочу сейчас жениться? — наконец спросил он.

— В таком случае, я уверен, Остин рассмотрит другие предложения. — Роберт махнул рукой в сторону писем, заваливших стол. — Где-то в этой чудовищной куче есть письмо Чарльза Блэкеншипа. В нем он весьма прозрачно намекает, что собирается сделать предложение Каролине.

Роберт встал и положил руку на плечо Майлса.

— Подумай об этом, друг мой, — сказал он и вышел из кабинета.

Оставшись один, Майлс схватился за голову и взволнованно заходил по комнате, пытаясь осознать услышанное. Каролина влюблена в него! От этой мысли он остановился как вкопанный. Он вспомнил, как она буквально таяла в его объятиях, как жадно искала его губы, и у него забилось сердце. На лбу выступили капли пота. Черт побери!

Но он еще не готов жениться! Жениться! Связать себя на всю жизнь. Черт, нет уж! Только не он. Каролина очень мила, но на свете много милых женщин. Только ни одна из них не вызывает у него таких чувств.

Майлс пытался отмахнуться от настойчивого внутреннего голоса, угрожающего его священному положению холостяка, но голос не умолкал.

Каролина подарит ему славных сильных сыновей и дочерей, таких же красивых, как и их мать.

Сыновья? Дочери? К черту, он сходит с ума!

Почти бегом Майлс бросился к графинам с вином. Налив себе щедрую порцию бренди, он одним глотком выпил крепкий напиток. И ему сразу же стало легче.

Каролина в него не влюблена, а всего лишь немного увлечена им. И она привлекает его только тем, что не похожа на других известных ему женщин. Так что ему требуется только одно — уйти из этого проклятого дома и как следует развлечься. Со стуком поставив опустошенный бокал, Майлс направился к двери.

Выйдя в холл, он услышал, что Картерс с кем-то разговаривает.

— Я очень сожалею, лорд Блэкеншип, но его светлости сейчас нет дома, — убеждал Картерс.

Майлс остановился. Блэкеншип! Он, должно быть, приехал делать Каролине предложение. Роберт говорил, что Остин рассмотрит предложения…

— Послушайте, а вы в этом уверены? — спросил лорд Блэкеншип. — Несколько дней назад я послал письмо, сообщая, что приеду сегодня днем. Он, конечно, ожидает меня.

— Его совершенно неожиданно куда-то вызвали…

— Позвольте мне, Картерс, — вмешался, подходя, Майлс. — Его светлость поручил мне кое-что передать лорду Блэкеншипу.

Картерс поклонился и ушел, оставив их одних. Майлс повернулся к лорду Блэкеншипу и наградил его ледяной улыбкой:

— Блэкеншип.

— Всегда рад тебя видеть, Эддингтон.

Спустя десять минут лорд Блэкеншип уже был не рад, что увидел Майлса. Прижимая платок к разбитому в кровь носу, он в гневе вышел из гостиной. Встретив в холле Каролину, он, не говоря ни слова, пробежал мимо нее. Не дожидаясь, пока Картерс откроет перед ним дверь, он сам распахнул ее и затем с силой захлопнул за собой.

— Боже мой! — воскликнула удивленная Каролина, обращаясь к Майлсу. — Что случилось с Чарльзом?

— Чарльзом? Вы называете его Чарльзом?